Песни Владимира Грачева:

Я боюсь перечитывать Грина -
Понял я, что я вовсе не Грэй,
Не достиг капитанского чина
И не пил двухсотлетний портвейн.
Алый шелк я не ставил на мачты,
Ветра свист я не слышал в снастях.
А хотелось – хотелось иначе
Вспоминать о прожитых годах.

В Зурбагане ни разу я не был
И проливом Кассет не прошел,
И над Лиссом не видел я неба,
И Ассоль до сих не нашел.
Черт возьми, эти райские дали,
Романтичную юность мою…
Но забудутся только, едва ли,
Город Лисс, Зурбаган и Гель-Гью.

Пусть известна финальная сцена,
Знаю, будет со мной - до седин,
Друг мой старый, надежный и верный –
Александр Степанович Грин.
В этой жизни, такой бестолковой,
Веру дарит он нам в чудеса
С неземной и наивной любовью
И надежды лучом в парусах.

Пр. А в Гель-Гью все кипит карнавал,
Фейерверки цветут над домами,
Над тавернами и площадями –
Продолжается сказочный бал.
И пьянит, и зовет, и кружит
С моря голос, до боли знакомый:
«Я бегу!» Ах, волнами влекома,
Фрези Грант, вы вошли в мою жизнь!
* * * вернуться к началу страницы

В СТАРОЙ ТАВЕРНЕ…
В старой таверне, у берега моря,
Где паруса раздувает пассат,
Синие волны и алые зори,
Струны гитары негромко звучат.
Кружки стучат по некрашеным доскам,
Стойка заляпана красным вином.
Скоро забрезжит рассвета полоска
На горизонте, за узким окном.

Вечные странствия, дальние страны,
Женщины разных оттенков и кож…
В старой таверне – морские туманы,
Все тут смешалось – и правда, и ложь.
Кто и откуда морские бродяги
Здесь собрались под высокой звездой?
На поясах – пистолеты да шпаги,
В старой таверне, над самой водой.

* * * вернуться к началу страницы

В СТАРОЙ ТАВЕРНЕ…
В старой таверне, у берега моря,
Где паруса раздувает пассат,
Синие волны и алые зори,
Струны гитары негромко звучат.
Кружки стучат по некрашеным доскам,
Стойка заляпана красным вином.
Скоро забрезжит рассвета полоска
На горизонте, за узким окном.

Вечные странствия, дальние страны,
Женщины разных оттенков и кож…
В старой таверне – морские туманы,
Все тут смешалось – и правда, и ложь.
Кто и откуда морские бродяги
Здесь собрались под высокой звездой?
На поясах – пистолеты да шпаги,
В старой таверне, над самой водой.

ПИСЬМО

Напиши мне письмо, моя милая, нежная пани,
Пару строк ни о чем, просто вспомни минувшие дни
О которых остались только блики воспоминаний,
И увядший венок – полевые ромашки-огни.
Напиши мне письмо - все равно на него не отвечу.
Как-то стало не принято в наше быстрое время писать,
И лампаду теплить, зажигать перед образом свечи,
И кого-то любить, и о чем-то несбытом мечтать.

Все равно напиши. Пусть в далеком теперь уже прошлом,
Но остались слова, трепет встречи – предвестья разлук.
И забытый давно – тот венок из ромашек, засохший,
Пропитавшийся летом, испивший тепло твоих рук.
Ты теперь далеко – да и я, к сожаленью, не близко,
Эти несколько строк не изменят пред роком вины.
Все равно напиши – не письмо, так простую записку,
Обещай что-нибудь - и меня, и себя обмани.

Что мне делать с тобой, и с собой, что мне делать? Не знаю…
Не совсем по-мужски признавать свои слабости вслух.
Как-то пел один бард – друг мой, Вовка Грачев, «Улетаю…»
Так прости и меня, как прощал, улетая, мой друг.
Напиши мне письмо, не моя – моя нежная пани!
Я с тобою сейчас, пусть и мысленно, но я с тобой…
На беду, иль на счастье – любовью твоею изранен,
Напиши мне письмо, колокольчик мой, свет золотой…

* * * вернуться к началу страницы

ЧУМАЦКИЙ ШЛЯХ

Стучат колеса по степи,
И солнце маревом играет,
Сильней обычного скрипит
Телега, будто-бы рыдает.

Пр. Чумацкий шлях, волы бредут,
И ветер песню напевает.
То чумаки по соль идут –
И соль на спинах проступает.

Дорога в сотни тысяч лет,
Длинна как жизнь - начало ее в прошлом,
И песни той и края нет,
И тяжела судьба и ноша.

Все степь, да степь – ковыль стоит,
До горизонта стол ее шершавый,
Лишь у телег костер горит,
И рядом спит чумак усталый.

Что видит он во сне своем?
А млечный путь горит огнем…

* * * вернуться к началу страницы

 КОСА ТУЗЛА 
посв. Юрию Черноморченко

Был и я пацаном и в те годы не раз 
Пел про дальний Чимган и рыбацкий баркас, 
И носило меня как осенний листок 
По дорогам советской глубинки. 
И Урал я прошел и Кавказ одолел, 
И, как в песне поется, был молод и смел, 
И любил безоглядно всегда, сколько мог, 
Но милее других мне картинка :

Припев:
Как на Тузле-косе в первый бардовский рай:
Катерок из Керчи, пять домов, да сарай... 
Нам по двадцать годков, и в Тамань за вином 
Без границ и постов, мы на яхте идем. 
И синеет пролив и белеет песок, 
И палатки стоят на щитах из досок. 
Нам по двадцать годков, высоки облака 
И все живы пока! И все живы пока...

Но прошли те года, та исчезла страна, 
А верней - растащили ее по углам 
И теперь заграницею стала Тамань,
А Чимган - так вообще занебесьем. 
Но с гитарой пацан и назло всем чертям 
Все поет и поет про далекий Чемган, 
И про Диксон поет, про судов караван. 
Его жизнь - это длинная песня.

Но когда-нибудь все ж я на Тузлу вернусь И знакомым местам я в тоске поклонюсь, 
Поцелую причал, накормлю все собак, 
Расчехлю, как и прежде, гитару. 
И под струн перебор вспомню те времена, 
Вспомню лица подруг и друзей имена, 
И пускай все сегодня не то и не так, 
Но бессмертна Чимгана чинара.

Припев:
Ведь на Тузле-косе в первый бардовский рай:
Катерок из Керчи, пять домов да сарай! 
Нам по двадцать годков, и в Тамань за вином, 
Без границ и постов, мы на яхте идем. 
И синеет пролив и белеет песок, 
И палатки стоят на щитах из досок. 
Нам по двадцать годков, высоки облака 
И все живы пока, и все живы пока...

* * * вернуться к началу страницы